Читать книгу "Маленькая рыбка. История моей жизни  - Лиза Бреннан-Джобс"

Мама уже меня любила. Я знала это, даже когда она кричала на меня. Об их чувствах я не могла судить так определенно.

♦

Риду уже исполнилось шесть месяцев. Через несколько дней после возвращения из Японии я отправилась к ним в гости, и отец попросил меня сменить брату подгузник.

– Это твои семейные обязанности, Лиз, – сказал он. – Ты уже давно ими не занималась.

Я прижала брата к бедру, прошла мимо французского окна в прихожей и стала подниматься по изогнутой каменной лестнице, держась за перила. Отец сменил пол в комнатах второго этажа: теперь его устилали широкие доски дугласовой пихты – дерева с мягкой, шелковистой текстурой. Для детской он заказал полки из того же дерева, соединенные с высоким пеленальным столиком.

Я положила Рида на стол, расстегнула липучки на подгузнике, вытерла брата салфеткой и повернулась, чтобы взять чистый подгузник – как я делала обычно.

Но за те три недели, что я провела в Японии, он научился переворачиваться. Никто меня не предупредил. Я услышала шлепок: его голова ударилась о пол. Посмотрела вниз и увидела его лежащим кверху лицом. Одно мгновение было тихо, и я подумала, что, может быть, он не заплачет, может быть, они не заметят и все само собой образуется. Секунду спустя он заревел. Я подхватила его на руки и услышала топот босых ног: это отец и Лорен бежали с кухни.

По дороге в больницу Лорен кормила Рида грудью. Я сидела рядом с ней на заднем сидении, надеясь, что мне представится возможность помочь. Мне хотелось обратить время вспять и вернуться в те часы и минуты, когда ничего еще не случилось.

За рулем был отец. Он молчал. Наконец произнес тихим ядовитым голосом:

– Лиз, тебе нужно научиться понимать, как твои поступки отразятся на окружающих.

Это случилось, и ничего нельзя было поделать. Я должна была защищать Рида, а эта ошибка грязным пятном легла на мою сестринскую преданность – как если бы ни до, ни после я не совершила ничего хорошего.

Но на пеленальном столике не было ни бортиков, ни углубления. Матрас был плоским – коврики из вспененного материала с прогибом посередине еще не изобрели. И подгузники лежали совсем не под рукой.

– Простите, – сказала я. – Пожалуйста, простите меня.

♦

– Подумай, пожалуйста, о том, чтобы переехать к нам, – сказал отец пару месяцев спустя. Мы сидели в его «Мерседесе», возвращались домой из магазина органических продуктов, где купили яблочный сок Odwalla. Мы с мамой уже обсуждали, что нам нужно отдохнуть друг от друга, – во время затишья, когда понимали, что нельзя постоянно ссориться и дальше. Ей нужен был перерыв – она так сказала.

Отец произнес эти слова резко, как будто считал меня виноватой в чем-то. Я боялась, что после случая с братом они не захотят, чтобы я жила с ними, хотя с тех пор часто просили меня сменить подгузник и даже посидеть с ним вечером – у меня как раз были летние каникулы после средней школы.

Я так долго на это надеялась. И вот это случилось. Он попросил меня жить с ним. Но в его голосе не было ни радости, ни воодушевления.

– Да, – ответила я. – Мне бы хотелось пожить с тобой. Если ты тоже этого хочешь.

Я воображала, что если перееду к нему, мы станем лихорадочно, словно в ночь перед экзаменом, пересматривать вместе старые фотографии, чтобы наверстать все, что упустили. И все это будет мне в новинку: большой дом, образцовая семья. Я была его дочерью, которую он потерял на время – как Пердита из «Зимней сказки», – а теперь я готовилась вернуться. У меня было множество достоинств (так мне рисовалось), я заслужила это, и – под определенным углом, возможно – была красива. Все это он заметит и признает. Жизнь будет полна удовольствий. Меня ждут платья и горы фруктов.

Позже мне рассказали, что в восьмом классе, когда наши с мамой ссоры стали особенно суровыми и частыми, отцу позвонили из школы и предупредили, что если он не заберет меня к себе, придется обратиться в социальные службы. Я не знаю наверняка, правда это или преувеличение, но в любом случае – спустя столько времени – я посмотрела на него как на спасителя.

– Не пожить, – запротивился отец. – Если ты собираешься жить с нами, тебе придется выбирать. Она или мы. Я хочу, чтобы ты дала нашей семье шанс. Если ты живешь с нами, ты должна пообещать, что не будешь видеться с матерью полгода. Я жду от тебя решительных действий, – сказал он.

Если я буду бегать туда-сюда, ничего не получится, я не приживусь. Отец решил, что резкий разрыв будет правильным решением; мама была не согласна, но таковы были его условия. Приближалось лето, а это значило, что с мамой я не увижусь до самого декабря.

– Иначе, – сказал он, – сделка отменяется.

– Я правда хочу жить с тобой, – ответила я с твердостью, которой не чувствовала.

– Ты приняла очень важное решение, – торжественно сказал он. – Сделала важный шаг. Это и значит – быть взрослой.

Я уйду от мамы – я произнесла это вслух. У меня кружилась голова, я полностью оцепенела и чувствовала себя преступницей. Возможно, именно в тот момент во мне и поселилось то чувство вины, которое буквально парализовывало меня порой, когда я переехала к ним: вины за то, что украла мамину молодость и энергию, за то, что она стала тревожной и нервной, потому что не имела ни поддержки, ни средств. За то, что добившись успеха в школе и став любимицей учителей, отказалась от нее и выбрала его – того, кого не было рядом. Выбрала красивую жизнь, хотя именно она читала мне книги со старыми сказками о том, что внешность обманчива.

Мы свернули с Уэверли-стрит на Санта-Рита-авеню и остановились у дома. Шикарная машина, молодой и привлекательный отец, самый красивый дом в Пало-Алто. Я понимала, что была частью этой идеальной картинки, но каждый раз будто видела себя со стороны. Ни на одной из граней их жизни не было ничего несовершенного, постыдного. И за этим идеальным фасадом можно было наконец расслабиться: не нужно беспокоиться о том, что подумают люди, не нужно склонять их на свою сторону или извиняться. Отец взял бутылку с яблочным соком за ручку и сквозь ворота направился к дому.

– Я горжусь тобой, – сказал он.

Маленькое государство

♦

Несколько недель спустя, в июне, утром буднего дня мы с мамой упаковали мои вещи, и она отвезла меня к отцу. Четыре квартала, два перекрестка, всего два поворота.

Мама поставила машину в тени на Санта-Рита-авеню. Мы прошли сквозь металлические ворота с металлическим кольцом наверху, кольцо звякнуло, и эхо разнесло этот звук по двору. Я знала, что нам обеим здесь не место, хотя никто никогда не произносил этого вслух. Задняя дверь дома была не заперта.

– Эй! – окликнула я. Никто не отозвался. Отец был в NeXT, Лорен – в Terra Vera. Брата, наверное, повезла гулять Кармен, няня, которая сидела с ним по будням с девяти до пяти.

Мы зашли в дом. Внутри было прохладно и свежо, как под ветвями раскидистого дерева в жаркий и солнечный день.